Процесс пятидесяти восьми

Газета "Коммерсант" публикует сегодня репортаж из столицы Кабардино-Балкарии, где 18 марта возобновился процесс по делу о нападении на Нальчик в 2005 году. Это дело, ради которого Госдума приняла закон об ограничении полномочий присяжных заседателей. Как в Нальчике относятся к стремлению российских властей довести процесс до конца, выясняла спецкорреспондент ИД "Коммерсантъ" Ольга Алленова.

"Вся российская власть ополчилась на наших детей"

У здания СИЗО перед закрытыми железными воротами стоят те, чьих родственников судят за участие в захвате Нальчика 13 октября. Улицы вокруг СИЗО перекрыты, всюду сотрудники милиции. Молодые женщины в платках смотрят на них враждебно. К милиции в этой республике отношение изменится не скоро.

За стенами нового здания суда, примыкающего к СИЗО, уже который день идет процесс. Почти год в суде шел отбор присяжных, однако он так и не завершился — в декабре прошлого года Госдума приняла закон о том, что такие дела, как нальчикское, теперь будут рассматривать только профессиональные судьи.

— Мы все прекрасно понимаем, зачем они приняли такой закон,— говорит мне председатель комитета "Матери КБР за правосудие и демократию" Мариам Ахметова.— Просто вся Госдума, вся российская власть ополчилась на наших детей. Если они так хотят их уничтожить — пусть расстреляют во дворе суда, это честнее будет.

Сына Мариам Эдуарда Миронова задержали в ноябре 2005 года в его доме, и теперь он обвиняется в том же, что и люди, задержанные на улицах Нальчика с оружием в руках. Он передал матери записку о том, что его били и подвешивали на веревке, продев шею в петлю, а затем вставляли в рот пистолет. Потом такие записки стали передавать и другие подсудимые — их матери связывают это со сменой власти в республике.

— Каноков, как и некоторые другие наши чиновники, понимает, что бороться с мусульманами такими методами — только озлобить людей,— говорит адвокат родственников погибших 13 октября 2005 года Лариса Дорогова.— Поэтому с его приходом отношение немного изменилось, откровенных издевательств уже нет. Но все-таки большая часть показаний по делу о захвате Нальчика выбита под пытками. И это должно быть расследовано, только прокуратура в возбуждении дела нам отказывает.

Получив письмо от сына, Мариам Ахметова и еще пять матерей написали в прокуратуру республики. Им отказали в возбуждении дела. Потом отказ отменили. Потом снова отказали. И так продолжается уже два года.

— Они делают так специально, чтобы мы не могли обжаловать это в Европейском суде,— говорит Мариам.Ахметова — Но мы уже подали в Евросуд, объяснив ситуацию, и там нашу жалобу приняли.

Излишняя активность матерей привела к тому, что в ноябре прошлого года им отказали в регистрации комитета. А к Мариам Ахметовой пришли с обыском — и напомнили ей, что у нее есть еще один сын, который пока на воле. Потом сына забрали в милицию, задали ему вопросы и сфотографировали.

— Я все это время сидела в коридоре, ждала,— говорит Мариам.— А когда его отпустили, мне сказали: смотри, чтобы он теперь не всплыл где-нибудь в неудобном месте.

Мариам говорит, что ничего незаконного она не делает, но в любое время дня и ночи к ней могут прийти с обыском. Она называет это психологическим давлением. А еще ее, как и остальных жен и матерей, собравшихся у стен суда, волнуют условия содержания в СИЗО. Матери говорят, что их дети не могут получать квалифицированную медицинскую помощь, хотя после побоев многие остались инвалидами. В прошлом году уже умер один из подсудимых Валерий Болов: ему стало плохо в суде, и в больнице, где провели операцию по удалению печени, спасти жизнь ему не смогли.

— У него была отбита печень,— утверждает Лариса Дорогова.— Он еле ходил в суд, все понимали, что он не жилец. Но никакой помощи медицинской ему не оказывали.

Водворенный в СИЗО Мурат Карданов болен открытой формой туберкулеза, его мать говорит, что на рентгеновских снимках видно, что у него осталась половина легкого.

— Карданову нужна медицинская помощь, а его даже не изолировали от других подсудимых,— говорит Мариам Ахметова.— Потому что чем больше умрет в СИЗО наших парней, тем лучше для власти.

"Его убили позже и подбросили в этот рефрижератор"
У здания республиканской прокуратуры тоже стоят люди. Это родители тех обвиняемых, дело в отношении которых прекращено — в связи с их смертью. Родители убитых приходят к прокуратуре каждую среду, делятся новостями — и расходятся.

Все знают, кто эти люди. Но их не трогают. Возможно, потому, что они не кажутся опасными. Возможно, потому, что их тут совсем немного — человек пять-шесть. Раньше их было гораздо больше. Но прошло много времени, некоторые смирились. Кто-то испугался за безопасность детей, оставшихся в живых. Кто-то умер.

— Моя жена умерла весной 2007-го,— говорит высокий седой старик Арсен Туков.— 13 октября 2005-го она лежала в кардиологии и из окна видела, как в морг возят трупы. Она почувствовала, что там наш сын. Вот тогда она и сломалась.

Арсену 85 лет. Его сын, 30-летний Анатолий Туков, 13 октября 2005 года утром ушел из дома. Отцу сказал, что идет искать работу. Его тело нашли только через 29 дней — в рефрижераторе морга, где лежали тела убитых во время событий 13 октября. Но Арсен говорит, что его сын был убит позже:

— Мой младший сын ходил несколько раз в этот рефрижератор, он узнал там почти всех ребят, которые ходили в нашу мечеть, но брата не нашел. А через месяц он вошел и сразу у двери увидел тело брата. Оно было свежее, на нем еще кровь была. Его убили позже и специально подбросили в этот рефрижератор.

Истории о том, как после событий 13 октября молодых людей задерживали по всей республике и после этого они уже не возвращались домой, здесь, у здания прокуратуры, готовы рассказывать часами. Вечером 13 октября жителя Нальчика Заура Санокова сотрудники силовых структур задержали в его квартире. Потом его родители нашли тело сына в том самом рефрижераторе, в котором почти месяц родственники искали Анатолия Тукова. Родителям Санокова выдали справку о том, что их сын погиб при совершении теракта 13 октября, но они заявили в прокуратуру, что это неправда, и стали собирать подписи соседей, подтвердивших, что Заура Санокова забрали из дома сотрудники РУБОПа 13-го вечером. После этого Саноковы получили другую справку — о том, что их сын выбросился из окна здания РУБОПа 14 октября.

Эти детали кажутся родителям погибших важными. Тела своих сыновей они не получили и уже не получат: по федеральному закону террористы, убитые во время совершения теракта, не подлежат выдаче родственникам. Летом 2007 года из ответа российских властей на запрос Евросуда стало ясно, что тела 95 человек, участвовавших в захвате Нальчика, кремированы. Все, что теперь остается их родителям,— доказывать, что это решение было ошибкой.

— Даже если считаться с этим нечеловеческим законом об отказе в погребении, нужно доказать, что те, кого считают террористами, на самом деле террористы,— говорит Рая Кирешева.— Если кто-то убит уже после теракта, его должны отдать. А у нас весь октябрь 2005-го из домов выхватывали людей, и потом их находили среди тех, кто был на улицах города 13-го. И никого не отдали.

Арсен Туков вообще не верит следствию, потому что оно уже много раз ошибалось. Но произошедшее в декабре прошлого года выглядит совсем чудовищно: во время обыска в доме матери погибшего 13 октября Мурата Карданова нашли самого Мурата — целого и невредимого. А по материалам дела, его труп был кремирован летом 2006 года и проходил под номером 82. Живого Мурата задержали и доставили в СИЗО, против него возбуждено уголовное дело. Теперь родственники погибших гадают, чей труп был кремирован под номером 82.
— В те дни в городе погибли и гражданские люди, просто прохожие,— говорит Лариса Дорогова.— Не исключено, что один из них и был кремирован. Теперь вы понимаете, почему у нас столько вопросов к следствию? То, как проводилась следственная работа, лишний раз доказывает, что в этом деле главным было не разобраться, а замочить как можно больше мусульман.

"Зачем воевать с мертвыми?"

Матери погибших уверены, что 13 октября никакой захват города не планировался. Они говорят, что на улицы вышло около 40 человек, которые хотели отомстить правоохранительным органам.

— А потом, когда их убили, стало ясно, что на такую кучку людей захват города не повесишь,— говорит Лариса Дорогова.— И силовики стали ловить по всей республике молодых людей, мусульман, и приписывать им участие в захвате города. Поэтому у нас 95 убитых и 58 живых на скамье подсудимых, большая часть которых не признает своего участия в тех событиях.

Люди, которые приходят каждую среду к зданию республиканской прокуратуры, не скрывают своей ненависти к власти. Они мечтают об одном — доказать в Европейском суде по правам человека, что Россия нарушила их права. Процесс уже начался — стороны обменялись вопросами и ответами. Кроме того, истцы намерены доказать, что права мусульман в Российской Федерации по-прежнему нарушаются. В доказательство этому они приводят много примеров.

Арсен Туков вспоминает, как летом прошлого года у городской мечети был застрелен 19-летний мусульманин по фамилии Дешеков:

— Он шел из мечети, в пятницу, после намаза, подъехали люди в форме и застрелили его. Потом они вызвали милицию и сказали: примите его. И уехали. Милиция стояла, охраняла тело, пока скорая не приехала. А потом сказали, что убили его по ошибке.

Еще мне рассказывают о том, что у мусульман по-прежнему проблемы с трудоустройством, а если в регионе происходит что-то криминальное, к матерям погибших 13 октября 2005 года среди ночи врываются сотрудники правоохранительных структур.

— Мы все у них записаны как неблагонадежные,— говорит Раиса Алакаева.— Когда в Нальчике проходила подготовка к празднованию 450-летия присоединения к России, нас всех вызывали в органы на "беседу" — спрашивали, на чьей мы стороне и не будем ли мы мстить. У многих из нас остались дети — у них тоже проблемы: сыновей подозревают, все время вызывают в милицию, за ними следят.

Адвокат Дорогова на своем примере рассказывает о существующих у местных мусульман проблемах, говорит, что на протяжении последних лет за ее сыном следят — он превратился в средство давления на мать. Сначала Дорогову отстранили от дела 58 оставшихся в живых участников захвата Нальчика. По ее словам, под давлением следователя ей пришлось дать показания по одному из эпизодов, а потом следствие заявило в суде, что она проходит по делу свидетелем и не может быть адвокатом. Адвокат не сдалась и взялась защищать интересы родителей погибших — подала жалобу в Европейский суд. После этого в своем подъезде она стала встречать людей в штатском, а потом ей прислали патрон в конверте.

— В мае прошлого года сына посадили в машину неизвестные люди и несколько часов возили по городу,— говорит Дорогова.— Спрашивали, симпатизирует ли он мусульманам, делает ли намаз, с кем я переписываюсь в интернете и почему он до сих пор не уехал за границу. А потом отпустили, сказали: найдем тебя в любой момент. Я после этого писала в прокуратуру, но мне отказали в возбуждении дела, сославшись на то, что сына отпустили.

Недавно Дорогова, опасаясь за жизнь сына, решила отправить его за границу. Родители убитых говорят, что тоже уехали бы навсегда из России, но сначала надо добиться справедливости. Справедливость для них заключается в одном — захоронить останки своих родных.

— Если бы нам отдали тела сыновей, мы бы давно успокоились,— говорит Рая Кирешева.— У меня два сына погибли, никого не осталось, и я даже не знаю, за что над их телами так надругались. Зачем воевать с мертвыми? Или они с нами, матерями, так воюют? И после этого они говорят: Россия, россияне.
Но мы не россияне. Нам даже детей не дали похоронить по-человечески.

Арсен Туков достает из папки портрет своего сына. Рассказывает, что сын занимался спортом, как и все его друзья, которые ходили с ним в мечеть. Мечеть находилась в пригороде Нальчика, и Арсен Туков был там имамом. "Они все были мне как дети,— говорит старик.— Я молюсь не только за своего сына — за них всех".

"Это война против мусульман"

Наконец я задаю вопрос, который давно хочу задать и не решаюсь. Я спрашиваю, оправдывают ли родители своих детей за то, что они взяли в руки оружие. И слышу то, что и ожидаю.

— Они пошли с оружием не против мирных людей, а против правоохранительных органов, которые их унижали и мучили,— говорит Рая Кирешева.— Они не захватили ни одного дома, ни одного административного здания — только силовые структуры. Потому что те издевательства, которым их и их родных подвергали в этих структурах, не сможет вытерпеть ни один нормальный человек.

И Рая рассказывает истории, которые я уже слышала в 2005-м,— про пытки задержанных мусульман электрошоком, про выбритые на затылках кресты, про закрытые мечети. А бывший имам Туков вспоминает, как летом 2005-го сотрудники РУБОПа задержали женщину, одетую в хиджаб.

— У нее не было паспорта, она вышла за хлебом из дома. Ее ударили. А когда она сказала, что беременна, ей сказали: "Нечего ваххабитов плодить". Этот случай тогда стал известен в городе, и ребят, которые ходили в мою мечеть, это сильно оскорбило.

— И все-таки они взяли оружие,— говорю я.— Погибли люди.

— А вы послушайте, почему они его взяли,— терпеливо объясняет Туков.— В Коране так написано: если тебе не дают молиться и закрывают твои мечети, обращайся к власти, что тебя притесняют. Это первый шаг. Если это не помогло — переселяйся, земля большая. Это второй шаг. А если тебе не дают переселиться, тогда это джихад. Ты уже не имеешь права молчать. Ты должен идти защищать свою веру, свой дом, свою семью. В 2004-м наши ребята написали 162 заявления в прокуратуру — о том, что не дают молиться, что унижают. Эти заявления остались без ответа. В том же 2004-м они обращались к властям с просьбой выдать им загранпаспорта для переселения. Их было 450 человек под тем обращением. Тоже осталось без ответа. Что им оставалось? А их продолжали долбить, их выгоняли с работы, даже тем, кто пытался создать фермерские хозяйства, мешали — отказывали в аренде земли. Мой сын потерял работу в горгазе, потому что намаз делал. У него трое детей было. Ему даже слесарем работать не позволили, сказали: ваххабиты нам не нужны. Это нас ваххабитами звали столько лет, клеймо повесили. А недавно Путин в Саудовской Аравии был и сказал, что ваххабизм — это не преступление. И теперь нас уже не называют ваххабитами. Теперь нас радикалами называют.

Старик смеется, но в серых, почти бесцветных глазах — гнев.

— Их подводили к бунту специально,— продолжает Туков.— Они жили, никого не трогали, детей рожали. Хотели работать, зарабатывать, жить нормально. Да, молились, да, строгие были, но никому зла от них не было. Их не знали как зацепить. Те, кто хотел раздуть здесь войну, знали ислам, и они знали, чего именно наши ребята стерпеть не смогут. И на этом они их поймали. Это война против мусульман.